Неточные совпадения
Кити видела, что
с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку поговорить
с ним наедине, но он поспешил уйти от нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны, как нынче. «Им там всё праздник — думал он, — а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых
жить нельзя».
— Я помню про детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю
с развратным отцом, — да,
с развратным отцом… Ну, скажите, после того… что было, разве возможно нам
жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой
муж, отец моих детей, входит в любовную связь
с гувернанткой своих детей…
— Но я повторяю: это совершившийся факт. Потом ты имела, скажем, несчастие полюбить не своего
мужа. Это несчастие; но это тоже совершившийся факт. И
муж твой признал и простил это. — Он останавливался после каждой фразы, ожидая ее возражения, но она ничего не отвечала. — Это так. Теперь вопрос в том: можешь ли ты продолжать
жить с своим
мужем? Желаешь ли ты этого? Желает ли он этого?
— Я спрашивала доктора: он сказал, что он не может
жить больше трех дней. Но разве они могут знать? Я всё-таки очень рада, что уговорила его, — сказала она, косясь на
мужа из-за волос. — Всё может быть, — прибавила она
с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на ее лице всегда бывало, когда она говорила о религии.
Жена узнала, что
муж был в связи
с бывшею в их доме Француженкою-гувернанткой, и объявила
мужу, что не может
жить с ним в одном доме.
Когда она думала о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя, и чувствовала враждебность к нему зa это. Ей казалось, что те слова, которые она сказала
мужу и которые она беспрестанно повторяла в своем воображении, что она их сказала всем и что все их слышали. Она не могла решиться взглянуть в глаза тем,
с кем она
жила. Она не могла решиться позвать девушку и еще меньше сойти вниз и увидать сына и гувернантку.
В женском вопросе он был на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их права на труд, но
жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей
с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.
Она никогда не испытает свободы любви, а навсегда останется преступною женой, под угрозой ежеминутного обличения, обманывающею
мужа для позорной связи
с человеком чужим, независимым,
с которым она не может
жить одною жизнью.
С тех пор, хотя они не были в разводе, они
жили врозь, и когда
муж встречался
с женою, то всегда относился к ней
с неизменною ядовитою насмешкой, причину которой нельзя было понять.
Если она будет разведенною женой, он знал, что она соединится
с Вронским, и связь эта будет незаконная и преступная, потому что жене, по смыслу закона церкви, не может быть брака, пока
муж жив.
Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному
мужу надо
жить с одною женой,
с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные тому подобные глупости.
Муж Веры, Семен Васильевич Г…в, — дальний родственник княгини Лиговской. Он
живет с нею рядом; Вера часто бывает у княгини; я ей дал слово познакомиться
с Лиговскими и волочиться за княжной, чтоб отвлечь от нее внимание. Таким образом, мои планы нимало не расстроились, и мне будет весело…
Вон Варенц семь лет
с мужем прожила, двух детей бросила, разом отрезала
мужу в письме: «Я сознала, что
с вами не могу быть счастлива.
Катерина. Зачем ты пришел? Зачем ты пришел, погубитель мой? Ведь я замужем, ведь мне
с мужем жить до гробовой доски…
— Должно быть, есть люди, которым все равно, что защищать. До этой квартиры мы
с мужем жили на Бассейной, в доме, где квартировала графиня или княгиня — я не помню ее фамилии, что-то вроде Мейендорф, Мейенберг, вообще — мейен. Так эта графиня защищала право своей собачки гадить на парадной лестнице…
Жила она очень несчастно, а я — голодно, и она немножко подкармливала меня
с мужем моим, она — добрая!
Самгин отметил, что она говорит о
муже тоном девицы из зажиточной мещанской семьи, как будто она до замужества
жила в глухом уезде, по счастливому случаю вышла замуж за богатого интересного купца в губернию и вот благодарно,
с гордостью вспоминает о своей удаче. Он внимательно вслушивался: не звучит ли в словах ее скрытая ирония?
Агафья
с отцом не
жила, он выдал ее замуж за старшего дворника, почти старика, но иногда
муж заставлял ее торговать пивом в пивнухе тестя.
— Да, — скажет потом какой-нибудь из гостей
с глубоким вздохом, — вот муж-то Марьи Онисимовны, покойник Василий Фомич, какой был, Бог
с ним, здоровый, а умер! И шестидесяти лет не
прожил, —
жить бы этакому сто лет!
С полгода по смерти Обломова
жила она
с Анисьей и Захаром в дому, убиваясь горем. Она проторила тропинку к могиле
мужа и выплакала все глаза, почти ничего не ела, не пила, питалась только чаем и часто по ночам не смыкала глаз и истомилась совсем. Она никогда никому не жаловалась и, кажется, чем более отодвигалась от минуты разлуки, тем больше уходила в себя, в свою печаль, и замыкалась от всех, даже от Анисьи. Никто не знал, каково у ней на душе.
После «тумана» наставало светлое утро,
с заботами матери, хозяйки; там манил к себе цветник и поле, там кабинет
мужа. Только не
с беззаботным самонаслаждением играла она жизнью, а
с затаенной и бодрой мыслью
жила она, готовилась, ждала…
— Нет, нет, Татьяна Марковна: я всегда рада и благодарна вам, — уже в зале говорила Крицкая, — но
с таким грубияном никогда не буду, ни у вас, нигде… Если б покойный
муж был
жив, он бы не смел…
— Ты не дослушал. Письмо
с дороги прислала
мужу, где просит забыть ее, говорит, чтоб не ждал, не воротится, что не может
жить с ним, зачахнет здесь…
— Да ведь не
с хорошими знакомыми жить-то, а
с мужем!
Эта примадонна женила на себе опустившегося окончательно золотопромышленника, а сама на глазах
мужа стала
жить с Сашкой.
Осталась она после
мужа лет восемнадцати,
прожив с ним всего лишь около году и только что родив ему сына.
Мы
с мужем живем, как вы знаете, без нужды: люди не богатые, но всего у нас довольно.
Если бы она попрежнему
жила больше одна, думала одна, вероятно, не так скоро прояснилось бы это; но ведь теперь она постоянно
с мужем, они все думают вместе, и мысль о нем примешана ко всем ее мыслям.
— Нынче поутру Кирсанов дал мне адрес дамы, которая назначила мне завтра быть у нее. Я лично незнаком
с нею, но очень много слышал о ней от нашего общего знакомого, который и был посредником.
Мужа ее знаю я сам, — мы виделись у этого моего знакомого много раз. Судя по всему этому, я уверен, что в ее семействе можно
жить. А она, когда давала адрес моему знакомому, для передачи мне, сказала, что уверена, что сойдется со мною в условиях. Стало быть, мой друг, дело можно считать почти совершенно конченным.
Девушка начинала тем, что не пойдет за него; но постепенно привыкала иметь его под своею командою и, убеждаясь, что из двух зол — такого
мужа и такого семейства, как ее родное,
муж зло меньшее, осчастливливала своего поклонника; сначала было ей гадко, когда она узнавала, что такое значит осчастливливать без любви; был послушен: стерпится — слюбится, и она обращалась в обыкновенную хорошую даму, то есть женщину, которая сама-то по себе и хороша, но примирилась
с пошлостью и,
живя на земле, только коптит небо.
— Прекрасное начало. Так запугана моим деспотизмом, что хочет сделать
мужа куклою. И как же нам
с ним не видеться, когда мы
живем вместе?
Шел разговор о богатстве, и Катерине Васильевне показалось, что Соловцов слишком занят мыслями о богатстве; шел разговор о женщинах, — ей показалось, что Соловцов говорит о них слишком легко; шел разговор о семейной жизни, — она напрасно усиливалась выгнать из мысли впечатление, что, может быть, жене было бы холодно и тяжело
жить с таким
мужем.
Она советовалась со своим
мужем,
с некоторыми соседями, и наконец единогласно все решили, что, видно, такова была судьба Марьи Гавриловны, что суженого конем не объедешь, что бедность не порок, что
жить не
с богатством, а
с человеком, и тому подобное.
В четырех верстах от меня находилось богатое поместье, принадлежащее графине Б***; но в нем
жил только управитель, а графиня посетила свое поместье только однажды, в первый год своего замужества, и то
прожила там не более месяца. Однако ж во вторую весну моего затворничества разнесся слух, что графиня
с мужем приедет на лето в свою деревню. В самом деле, они прибыли в начале июня месяца.
Куда скрыться от лавочника, дворника, портного, прачки, мясника, сестриного
мужа, братниной жены, особенно в Париже, где
живут не особняком, как в Лондоне, а в каких-то полипниках или ульях,
с общей лестницей,
с общим двором и дворником?
Жила она, как и при покойном
муже, изолированно,
с соседями не знакомилась и преимущественно занималась тем, что придумывала вместе
с крутобедрым французом какую-нибудь новую еду, которую они и проглатывали
с глазу на глаз.
— Не об том я. Не нравится мне, что она все одна да одна,
живет с срамной матерью да хиреет. Посмотри, на что она похожа стала! Бледная, худая да хилая, все на грудь жалуется. Боюсь я, что и у ней та же болезнь, что у покойного отца. У Бога милостей много.
Мужа отнял, меня разума лишил — пожалуй, и дочку к себе возьмет.
Живи, скажет, подлая, одна в кромешном аду!
Дома ей решительно не у чего было хозяйствовать, а
с смертью
мужа и
жить на одном месте, пожалуй, не представлялось надобности.
Квартиры почти все на имя женщин, а
мужья состоят при них. Кто портной, кто сапожник, кто слесарь. Каждая квартира была разделена перегородками на углы и койки… В такой квартире в трех-четырех разгороженных комнатках
жило человек тридцать, вместе
с детьми…
Сколько раз Мышников предлагал Прасковье Ивановне разойтись
с мужем и
жить с ним по-настоящему.
Старушка любила пожаловаться новому зятю на его предшественников, а он так хорошо умел слушать ее старческую болтовню. Да и вообще аккуратный человек, как его ни поверни. Анфусе Гавриловне иногда делалось смешно над Агнией, как она ухаживала за
мужем, — так в глаза и смотрит. Насиделась в девках-то, так оно и любопытно
с своим собственным
мужем пожить.
— Они-с… Я ведь у них
проживаю и все вижу, а сказать никому не смею, даже богоданной маменьке. Не поверят-с. И даже меня же могут завинить в напраслине. Жена перед
мужем всегда выправится, и я же останусь в дураках. Это я насчет Галактиона, сестрица. А вот ежели бы вы, напримерно, вечером заглянули к ним, так собственноручно увидели бы всю грусть. Весьма жаль.
— Нельзя тебе знать! — ответила она угрюмо, но все-таки рассказала кратко: был у этой женщины
муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал жену начальнику своему, а тот ее увез куда-то, и два года она дома не
жила. А когда воротилась — дети ее, мальчик и девочка, померли уже,
муж — проиграл казенные деньги и сидел в тюрьме. И вот
с горя женщина начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к вечеру ее забирает полиция…
В Тымовском округе в том же году из 194 каторжных женщин 11
жили с законными
мужьями, а 161 состояли в сожительстве.
На вопрос, как им живется, поселенец и его сожительница обыкновенно отвечают: «Хорошо
живем». А некоторые каторжные женщины говорили мне, что дома в России от
мужей своих они терпели только озорства, побои да попреки куском хлеба, а здесь, на каторге, они впервые увидели свет. «Слава богу,
живу теперь
с хорошим человеком, он меня жалеет». Ссыльные жалеют своих сожительниц и дорожат ими.
Хохлушка лет 50 в Ново-Михайловке, пришедшая сюда
с сыном, тоже каторжным, из-за невестки, которая была найдена мертвой в колодце, оставившая дома старика
мужа и детей,
живет здесь
с сожителем, и, по-видимому, это самой ей гадко, и ей стыдно говорить об этом
с посторонним человеком.
Хотят ли сказать, как ладно
живет муж с женой, как согласны брат
с сестрой, как дружны между собой приятели и приятельницы, и непременно скажут: «Они
живут, как голубь
с голубкой, не наглядятся друг на друга».
Прошло две недели — и я под венцом
С Сергеем Волконским стояла,
Не много я знала его женихом,
Не много и
мужем узнала, —
Так мало мы
жили под кровлей одной,
Так редко друг друга видали!
Собравшись домой, она на дороге, на постоялом дворе, встречает отца и мать, рассказывает им все свое горе и прибавляет, что ушла от
мужа, чтобы
жить с ними, потому что ей уж терпенья не стало.
Тут все в войне: жена
с мужем — за его самовольство,
муж с женой — за ее непослушание или неугождение; родители
с детьми — за то, что дети хотят
жить своим умом; дети
с родителями — за то, что им не дают
жить своим умом; хозяева
с приказчиками, начальники
с подчиненными воюют за то, что одни хотят все подавить своим самодурством, а другие не находят простора для самых законных своих стремлений; деловые люди воюют из-за того, чтобы другой не перебил у них барышей их деятельности, всегда рассчитанной на эксплуатацию других; праздные шатуны бьются, чтобы не ускользнули от них те люди, трудами которых они задаром кормятся, щеголяют и богатеют.